О ХУДОЖНИКЕ

Выходит, заявку «Дневник живописца Павла Якубовского» выполнить невозможно в силу отсутствия дневника. Однако дневник может состоять не только из текстовых записей. Известны дневники художников, состоящие из серии рисунков, выполненных разной техникой. Якубовский специальных, показывающих ход событий его жизни художественных серий не делал. По естественному для каждого художника тяготению писать и рисовать по возможности каждый день у него и без намеренного отсчета времени получалась годами длившаяся хроника его жизни. Он с ранних лет пристрастился писать этюды величиной с почтовую открытку, многие этюды подписывал и датировал. На некоторых этюдах проставлено время суток, когда шла работа над ними. Даже ряд рисунков, выполненных в Манчжурии, сопровождены такими хроникальными пометками, например: «Сопки, 3 часа 48 минут» или другой рисунок: «Сопки, 2 часа дня». Возникает невольное сравнение с французскими импрессионистами, с Клодом Моне, ставившим перед собой задачу точной передачи освещения пейзажа в каждый данный момент суток. У Якубовского в манчжурских рисунках таких задач не могло быть, потому что средствами карандашных линий нюансы дневного освещения переданы быть не могут, разве только «День», «Ночь», «Утро», «Вечер» в их контрастах, что мы видим в этюдах Якубовского, написанных маслом. Этюды такого рода чаще всего выполнялись в считанные минуты. Этюдник для них вполне мог уместиться в кармане пальто, куртки, пиджака. Этюды вдвое, втрое больше размером точно так же подписывались и датировались, но этюдник для них требуется большой, с мольбертом. Они годятся и в путешествии, но естественное их предназначение для условий оседлой жизни. С помощью миниатюрных и относительно больших этюдов мы узнаем о передвижениях художника по стране, по Новосибирску и его окрестностям, по территории собственного сада с видами соседних участков за забором и строений на них. Благодаря сопровождающим каждый шаг Якубовского этюдам выясняются детали его биографии, не отмеченные никакими другими документальными свидетельствами, не упоминаемые скудными рассказами современников живописца о его жизни. А это не праздный интерес. Подробности биографии художника проясняют мотивы его творчества. Никакие тексты, касающиеся Якубовского, не упоминают городок Тяжин, где Якубовский в короткое время остановки воинского эшелона написал этюд пристанционных строений, и тем самым не выявлена постоянная готовность художника отзываться на впечатления жизни, не учтена его дорога в сторону Красноярска и неспешное движение по ней воинских эшелонов начала двадцатого века. С другой стороны, в биографии Якубовского, написанной М.А. Мочаловым для каталога посмертной выставки 1948 года, когда свежи были воспоминания о художнике, описывается активная общественная деятельность Якубовского в Одессе, однако одесских этюдов на той, самой обширной выставке нашего живописца, подготовленной его вдовой и членами новосибирской организации Союза художников, не было ни одного. Тяжин и Одесса сопоставимы ли? Одесса – город истории России, а поселок Тяжин на речке Тяжин «на карте генеральной значком отмечен не всегда». По нашему прочтению «дневника» Якубовского Одесса – проходной эпизод, заполненный делами, к искусству прямого отношения не имеющими, а Тяжин при всей его относительной незначительности дал художнику повод для свободного проявления творческого порыва.

На упомянутой персональной выставке Якубовского 1948 года экспонировался этюд времен его молодости «Художник Захаров» (1914) никакими комментариями не отмеченный. Двенадцать лет спустя после выполнения этюда были сделаны две фотографии группы художников Новосибирской Ассоциации художников революционной России (АХРР), в среде которых в картинной позе стоит этот самый П.И. Захаров. Биография Захарова почти совершенно не известна, хотя он прожил в Новониколаевске-Новосибирске по крайней мере с середины 1910-х до середины 1930-х годов. Он вынужден был преподавать рисование в двух школах сразу при общей нагрузке в тридцать четыре часа в неделю. Условия материальной жизни художников Сибири 1920 - 1930-х годов нам сейчас и представить трудно. Постоянная занятость Захарова в школах исключала для него разъезды. Он сделался свидетелем эволюции художественной жизни города и в меру возможности участником ее. Если не через него, то вместе с ним по-товарищески Якубовский примкнул к группе художников, сочувствующих идеям АХРР, а потом вместе с группой стал членом Новосибирского филиала АХРР.

Идеи АХРР сформулированы в ее декларации, опубликованной в каталоге «Выставки этюдов, эскизов, рисунков и графики из жизни и быта Рабоче-крестьянской Красной Армии» в 1922 году, а затем повторявшейся в каталогах других выставок Ассоциации. В ней сказано: «Наш гражданский долг перед человечеством – художественно-документально запечатлеть величайший момент истории в его революционном порыве. <…> Революционный день, революционный момент - героический момент, и мы должны теперь в монументальных формах стиля героического реализма / курсив мой – П.М./ выявить свои художественные переживания»1.

К осени 1925 года, когда в Новосибирске образовалась группа сочувствующих идеям АХРР, Центральная АХРР в Москве провела уже семь выставок. Уже известна была не только лозунговая декларация, но и творческая практика ассоциации. Входя в состав АХРР, Якубовский принимал заявленную позицию. Письменные или устные свидетельства о том отсутствуют, но есть этюды того времени. Они – авторитетные показатели его символа веры.

Новосибирские художники, сочувствующие идеям АХРР, не дожидаясь утверждения своей группы в статусе филиала АХРР, устроили передвижную по городу выставку с участием в ней Якубовского. Рецензент выставки писал: «Интересен Якубовский. Ряд его пейзажей останавливает на себе внимание. Великолепны его «Девочки на солнце» 2. И все. Никакого героического реализма, никакого революционного порыва. Яркая живопись, светлый мир природы, открывающийся заинтересованному взгляду. Пейзажи, этюд девочек на солнце, бывшие на выставке, не описаны, не обозначены. Может быть, они и дошли до наших дней, и их еще можно выявить в сотнях сохранившихся этюдов художника. Впрочем, для наших целей выявление упомянутых рецензентом этюдов не так уж и важно. И без них творческая позиция Якубовского середины 1920-х годов вся на виду. Названия этюдов говорят сами за себя: «Речка Инюшка. Купание», 1923 , «Апрельский вечер. 1 апреля 1924 года», «Вечер. 6 апреля 1924 года», «Закат. 13 июля 1925 года», «Последний снег. 10 апреля 1926 года». Авторы декларации АХРР нацеливали художников на мотив природы, на производственные процессы в ней, Якубовский же весь в переживаниях природы в ее восходах, закатах, солнечных днях, метелях, ветрах. Ему не надо назидательных агитационных жанровых картин, как было надо Н.Г. Котову, принесшему в Новосибирск идеи АХРР. Якубовский удовлетворялся видами весны, лета, осени в собственном дворе, изображениями мирных занятий родных и знакомых в привычной им обстановке. Впрочем, и Котов в 1925 году писал не только картины с политизированными сюжетами: «Доклад об Авиахиме в юрте», «Аэроплан в Чемале», но и портреты алтайских шаманов без тени их осуждения, пейзажи типа «Старые мельницы». Резкого противопоставления творчества Якубовского творчеству Котова, члена президиума Московской АХРР, не было, но было заметное расхождение в мотивах и в интонации их картин. Вся группа сочувствующих идеям АХРР именно так и жила: идеям сочувствовала, находя в них приемлемую программу творчества, а писала и рисовала в соответствии с умениями, полученными в художественных школах и наработанными в долгосрочной практике.

Войдя в группу новосибирских художников, сочувствующих идеям АХРР, Якубовский познакомился с семьей Русиновых. Всех членов группы было десять человек (на упомянутой фотографии их восемь). Т.А. Русинова исполняла обязанности секретаря АХРР. Собиралась группа на квартире общительных артистичных Русиновых. Как тут не познакомиться? Судя по тому, что Якубовский дарил им свои пейзажные этюды 3, знакомство перешло в дружбу. А.И. Русинов приехал в Новосибирск в 1925 году после окончания Омского художественно-промышленного техникума и был назначен исполняющим обязанности архитектора Сибгосстроя. Он участвовал в проектировании Дома Ленина, в постройке Дворца Труда (Водный институт), интерьеров железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный. Есть все основания считать, что в дружеском общении с Русиновым Якубовский знакомился с работой архитектора и впоследствии с 1930 по 1935 годы трудился сначала копировщиком в Горстройконторе, а затем и архитектором.

Творческая активность Якубовского в Новосибирском филиале АХРР не делает его членство в Ассоциации этапным. АХРР просуществовала недолго. В конце 1926 года она целиком перешла в деятельное Общество художников «Новая Сибирь» и растворилась в нем. «Новая Сибирь» в январе 1927 года открыла в местном краеведческом музее Всесибирскую выставку живописи, скульптуры, графики и архитектуры, какой еще не бывало на территории столь обширного края, провела Первый Всесибирский съезд художников. От бывшей АХРР в выставке участвовали четверо. Бывший председатель новосибирского филиала АХРР А.И. Иванов на выставку ничего не дал, но выступал на съезде с докладом «Искусство, художник и революция». Самым активным из группы ахрровцев оказался Русинов: он и в выставке участвовал (показал десять архитектурных проектов), и выступил с сообщением «Положение архитектуры в Сибири». «Грамотных людей мало, - говорил Русинов. – Если они в жюри, то некому работать, а если они будут работать, то не из кого составить жюри» 4. Его слова объясняют заинтересованность Русинова в привлечении Якубовского к архитектурным работам, а в судьбе Якубовского самую возможность войти в новую для него специальность, требующую и таланта, и специального образования. Но работа в Горстройконторе еще впереди. Участие в выставке, единственной в своем роде, присутствие на съезде художников в ряду своих товарищей, писателей Сибири, сибирской общественности Якубовского почему-то не увлекло. Он в этом не одинок. Так же поступил Захаров и другие его соратники по группе АХРР. С точки зрения житейской целесообразности участие в выставке хлопотное, ничем не вознаграждаемое бремя. Та, в которой участвовал Якубовский в 1925 году, рецензию о которой мы упоминали, потребовала расходов на материалы живописи, на рамы, на перемещение картин с одной выставочной территории на другую, а после выставки художники забрали свои произведения, отнесли к себе домой, тем и закончилось их выступление. Закупок художественных произведений с выставок Сибирь 1920-х годов не знала. Всесибирская 1927 года стала исключением, но кто заранее мог это предвидеть? Заботы о хлебе насущном для растущей семьи отчасти объясняют причину отстранения художника от выставочных забот, однако не полностью. У Якубовского работа над этюдами никогда не прекращалась. Накоплено их уже немало. Художник не был безучастным к событиям общественного плана человеком. Выставить часть сделанного было самое для него время, но он не выставил, и объяснения этому мы не имеем. Датированные 1926 - 1927 и далее годами этюды Якубовского показывают непрерывающуюся творческую деятельность художника, но поступки его в быту и в обществе они не раскрывают. Оставаясь в главных линиях жизни «дневниками», все преходящее они опускают. Опустим и мы все то, что высветить в настоящее время не можем.

Время шло. «Новую Сибирь» начала вытеснять из жизни противодействующая личным инициативам идеология и практика индустриализации. Крайрабис и Сибискусство в сентябре 1931 года «Новую Сибирь» ликвидировали. Председатель Общества А.В. Вощакин, заполняя образовавшийся вакуум, стал добиваться и добился организации в Новосибирске филиала Всероссийского кооперативного товарищества «Художник». Это была коммерческая и одновременно идеологическая организация. «Товарищество» принимало заказы на все виды художественной работы и привлекало живописцев, графиков, скульпторов к выполнению их. С помощью кооператива художники Новосибирска получали возможность жить, не переключаясь ради заработка на иные специальности. Идиллии здесь нет, был компромисс между стремлением к творчеству и необходимостью отвечать условиям художественного производства. Кооператив «Художник» в Новосибирске оформился в 1931 году, Якубовский пришел в него в 1935-м, оставив должность архитектора Запсибпроекта. Перешел и получил постоянное место работы до конца своих дней.

Мы здесь не будем характеризовать работу Якубовского-архитектора, равно как и газетно-журнальную деятельность его. Мы изначально нацелились познакомиться с Якубовским-живописцем – ведь это основная линия его творчества от 1910-х годов до июня 1945 года. Упомянем только несколько вариантов внешнего вида оперного театра, выполненных как конкурсные проекты в 1933 году, когда решительно менялась государственная политика в архитектуре, конструктивизм, в духе которого предлагался первоначальный проект и по которому построены основные объемы здания, безоговорочно отвергался. Приходило время неоклассицизма, в просторечии названного «сталинским ампиром». Участие Якубовского в двух этапах конкурса на проект театра проходило, возможно, по заданию Горстройконторы или, по крайней мере, при ее согласии. Проекты Якубовского в качестве рабочих окончательных приняты не были, но нельзя не отметить созданный в них образ, очень близкий к существующему ныне натурному.

К оперному театру Якубовский обратился еще раз в 1938 году, но уже в качестве живописца, в составе бригады, расписывавшей зрительный зал театра. Ему принадлежат два сюжета в плафоне с темой струнной музыки. Теперь он уже полноправный член Союза художников, уважаемый профессиональный художник.

В товариществе «Художник» Якубовский решительно изменился. Он не оставил миниатюрные этюды, не изменил их живописный строй. Умение писать их быстро и убедительно часто выручало Якубовского при сборе материалов производственной тематики, когда ему приходилось фиксировать ситуацию, присутствия художника не предполагающую: разлив кипящего металла по изложницам, прокат раскаленных добела металлических заготовок, выдачу кокса, от которого пышет пламя, как от вулкана. Но миниатюрные этюды теперь у него часто всего лишь подсобный материал к сюжетно-тематическим холстам размером до двух метров по большой стороне.

Быстрое перевоплощение художника из миниатюриста, каким его называли в группе АХРР, в создателя внушительных полотен много способствовало укреплению его авторитета в творческой среде Новосибирска. В 1938 5 году он, оставаясь членом товарищества «Художник», вошел в состав Союза художников, его статус упрочился, подтачивавшие его сомнения в праве называться человеком искусства ослабли.

9октября 1940 года Якубовский благополучно прошел перерегистрацию членов Союза художников. В протоколы перерегистрации полагалось вписывать названия наиболее значительных произведений регистрирующегося. Якубовский вписал пять больших картин. Все они к тому времени были закуплены Кузнецким металлургическим комбинатом (КМК) для создававшегося при комбинате музея. Конечно, все упомянутые в протоколе картины воспроизводят производственные процессы КМК, но среди этих «всех» есть картина «Ленин и Крупская в ссылке в Шушенском» из ряда историко-революционных.

Через месяц после перерегистрации в Новосибирске открылась Пятая областная художественная выставка. Две из тех картин, какие упомянуты в протоколе перерегистрации, перешли на выставку. Вместо оставшихся на КМК в каталоге выставки обозначены три новые: «Сталин и Свердлов в Туруханской ссылке. (Курейка)», «Орджоникидзе среди металлургов КМК» и «Доменный цех старого Гурьевского завода».

Все без исключения картины производственной тематики показывают огонь и людей при нем. Производство производством, но возле них невольно вспоминаются пейзажные этюды Якубовского с восходами, с закатами, с лунными ночами и даже солнечным затмением в одном из них. Именно эти световые и цветовые мотивы делаются строящими композицию больших картин, а иногда и основным содержанием их, как это видно в картине «Выдача кокса на Кузнецком металлургическом заводе имени Сталина», воспроизведенной в каталоге выставки. Таким образом художник невольно преобразил виды цехов завода, производственные процессы в них в романтические события индустриализации.

Картины историко-революционной тематики тоже вырастают из непритязательных этюдов разных лет. Ни в одной из них нет героев, во всех люди с известными именами показаны в домашней обстановке и чаще всего таким образом, что без авторской подписи о ссылке не вспоминается. Так, Ленин и Крупская в интерьере крестьянской избы – в 1920 - 1950-х годах три четверти жилого фонда Новосибирска состояли из деревянных домов с такими интерьерами – заняты составлением какого-то текста. Ленин стоя читает лист, Крупская сидит за столом, ждет замечаний по тексту. Другая картина: Сталин стоит, накинув на плечи пальто, у круглого стола, читает какой-то текст и. конечно, дымит трубкой. Обозначено, что это происходит в Курейке. Эскиз картины, как написано на обороте фотографии с нее, просмотрен в Обкоме ВКП (б) Сталинска (Кузнецка). Бдительный просмотр картины возражений по существу не вызвал. И если бы в те времена можно было называть вещи своими именами, посетители выставки увидели бы, что драматические рассказы об ужасах ссылки революционных деятелей картинами о жизни и деятельности Ленина, Сталина, Свердлова, Куйбышева и других не подтверждаются. Художники, берясь за такую тему, изучали биографии вождей революции, ездили на места их ссылки, расспрашивали там старожилов, писали этюды на достоверных местах изучаемой истории. И эта кропотливая работа сбора материалов для картины заданную идею героизма действующих лиц чаще всего переводила в бытовой план, не всегда поддававшийся героизации.

Больших картин историко-революционной и производственной тематики на Пятой областной выставке Якубовский показал пять, этюдов пейзажных и бытовых относительно большого размера – 15, миниатюрных этюдов – 14. Общий счет представленных на выставку произведений 34 – целая персональная выставка после затяжного молчания. До Пятой областной Якубовский после 1920-х годов участвовал только в Первой областной зимой 1937 - 1938 годов. Тогда он показал картину «Товарищи Орджоникидзе и Эйхе наблюдают выдачу плавки стали (мартеновский цех Кузнецкого металлургического комбината, 1933 год)». Орджоникидзе в феврале 1937 года скончался. Якубовский получил задание увековечить память о нем, и художник, пользуясь репортажными фотографиями, сделал несколько тематических разработок присутствия Орджоникидзе на КМК.

Историко-революционных картин – повторим - на Пятой областной выставке было пять, а этюдов, пейзажных в основном, двадцать девять. Как видим, миниатюрные этюды в его глазах за долгие годы не обесценились, приняты они были и устроителями выставки: правлением кооператива «Художник», городским отделением Союза художников, Новосибирским областным отделом по делам искусств. Среди них был этюд «Ангара», написанный в 1921 году, во время службы Якубовского в Пятой армии, находившейся тогда в Иркутске. И от тех лет до последних в двадцати девяти этюдах прослежена творческая жизнь, не открытая зрителям, но ожившая для автора. Ведь среди этюдов, оставшихся дома, были портреты сына разных лет (в 1940 году ему тринадцать), портреты дочери (ей шесть лет), всего семейства на вольном воздухе, автопортреты. 1940 год означается таким образом как этапный, подводящий итоги прошедшим двадцати, может быть, высший в творческом развитии художника.

Через полгода после выставки началась Великая Отечественная война. Большие картины Якубовского переменили тему. Он пишет теперь «Артиллерийский поединок советской подводной лодки» на основе этюдов, сделанных в Очакове, «Минометный расчет - на огневые позиции», «Фронтовая плавка стали», а для себя «Огороды на станции Инская», где Якубовский получил участок для посадки картошки. Такие же участки получали во время войны научные сотрудники Третьяковской галереи, эвакуированной со всеми своими ценностями в Новосибирск, но у них была другая территория, на юг от города, в районе станции Черепаново. С большими картинами художник выступил на выставке «Художники Сибири в дни Великой Отечественной войны», открывшейся в августе 1942 года, семейные этюды оставил у себя.

Следующая выставка в Новосибирске – «Сибирь – фронту» - состоялась в январе 1944 года. На нее Якубовский приготовил картину «Сталь для танков», для себя написал этюды «Закат в грозу» с громадным красным шаром солнца, «Наш сад», издавна служивший местом обретения душевного равновесия всей семьи художника.

Последняя выставка Якубовского проходила в Доме Ленина в январе 1945 года. Организаторы выставки впервые в истории города объявили ее «Выставкой этюдов», не предполагая на ней присутствие больших сюжетно-тематических картин. Однако совсем без них все-таки обойтись не могли: И.И. Тютиков и Н.Ф. Смолин дали по портрету Сталина, О.А. Шереметинская показала одну из своих жанрово-бытовых картин. По основной программе выставка будто специально планировалась для Якубовского. Он был уже давно опасно болен, но этюдов у него было немерено. Он развернул из них экспозицию на отведенных ему стенах, показал в этюдах всю свою светлую трудовую жизнь, попрощался с соратниками и со зрителями, может быть и не зная, что прощается.

Примечания

1. Ассоциация художников революционной России. АХРР / Сборник воспоминаний, статей, документов // Сост. И.М. Гронский, В.Н. Перельман. – М, 1973. С.289.

2. Г.В. (Георгий Вяткин?). Искусство в Новониколаевске. Художественная выставка // Советская Сибирь. 1925. 25 декабря. № 296.

3. Автор данной работы видел их у Т.А. Лариной, бывшей Русиновой, в 1960-х годах в Старом Осколе.

4. Первый съезд сибирских художников // Сибирские огни. 1927. № 3. С. 225.

5. Сведения перерегистрации художников в апреле 1940 года. Существует другая дата – 1937 год.

ГЛАВА 2. ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ П.Г. ЯКУБОВСКОГО (1891-1945)

Творческий путь П.Г. Якубовского теснейшим образом связан с развитием искусства Западно-Сибирского региона, в который он был непосредственно вовлечён, и конкретно города Новосибирска, где он прожил большую часть своей жизни. Последовательно рассматривая работы художника, понимаешь, насколько процессы общественной жизни молодого Советского государства и события окружавшей его художественной жизни оказывали влияние на путь формирования и развития его искусства.

2.1. П.Г. Якубовский в 1900-1910-е годы: формирование мастера

Павел Геронтьевич Якубовский родился 29 июня 1891 года в селе Спагости Курской губернии в семье кровельщика. Мальчику было семь лет, когда умер его отец. 3 октября 1899 года мать Паши вместе со всей семьей приезжает в Новониколаевск (с 1926 года - Новосибирск). Здесь мальчик в 1901 году поступает учится в церковно-приходскую школу, но продолжать учебу в силу тяжелого материального положения семьи не было возможности. И в 12 лет Пашу Якубовского мать устраивает в кузницу, где он работает в течение трех лет молотобойцем зарабатывая себе кусок хлеба.

Непреодолимое желание рисовать у любознательного мальчика появилось с его раннего детства и в 9 лет он уже рисует и пишет масляными красками, подаренными ему художником – любителем. Заняться же художественным образованием ему удаётся не сразу, только в 1907 году 16-летним юношей устраивается он учеником в живописно-малярную мастерскую Игнатьева. Информации о творчестве этого художника пока не найдено, его имя не упоминается в выставочных документах Новосибирска этого времени, однако он дал юному Якубовскому первые уроки живописного мастерства.

С зимы 1909 года он устраивается работать в железнодорожном клубе помощником декоратора и в общественном собрании города Новониколаевска. С лета 1911 года по август 1914 года Якубовский выполнял работу альфрейщика, то есть квалифицированного маляра, умеющего и стены покрасить, и орнаментальные бордюры провести по верху стены, и написать нужного размера вывеску. Возможно, писал он и иконы по разовым частным заказам. Занимался росписью частных и общественных интерьеров в том числе особняков купцов Туркиных. «Живописцем-станковистом он стал позже, когда в городе осели художники со специальным образованием, открылись художественные студии, позволявшие сблизиться любителям искусства и профессионалам, и стали организовываться художественные выставки местных авторов. Возле них и Якубовский набрал опыт живописца, пишущего картины по собственным эскизам».

По всей видимости, формирование художественного вкуса юного Якубовского происходило под влиянием тех впечатлений, которые были ему доступны при жизни в активно развивающемся молодом сибирском центре. В 1900-е годов художники через Новосибирск преимущественно проезжали транзитом, как например, В.И. Суриков по пути в Красноярск в 1902 и 1909 годах, Г.И. Гуркин по пути в Томск в 1907 и 1910 годах или В.В. Верещагин по пути на Дальний Восток в 1904 году. Однако к 1910-м годам город существенно вырос и возмужал, в нем появились здания, которые можно было использовать как выставочные пространства, например «представительный торговый корпус с большим двусветным залом на втором этаже, помимо торгового корпуса можно было использовать купеческий клуб (впоследствии театр «Красный факел») и помещения реального училища. Второй год шла Первая мировая война, подъем культуры Сибири замедлился, но не остановился. Художественные выставки продолжали устраиваться и продолжали пользоваться успехом».

Павел Геронтьевич был экспонентом первых художественных выставок в истории Новониколаевска, проходивших в городе начиная с 1912 года. Так, например, в феврале 1914 года проходила уникальная для молодого города выставка томских и сибирских художников, организованная по инициативе чешского по происхождению, работавшего с 1913 года в Томске живописца Франца Гавельки, изучавшего сибирский орнамент. Он пытался организовать в Томске художественную студию, а затем совместно с А. Худяшаевым и ряд художественных выставок, одна из которых и прошла в Новониколаевске. В обзоре выставки, помещенном в газете «Сибирская жизнь», упоминается имя П.Г. Якубовского, чьи работы приняли в ней участие.

В Томске в 1915 году была проведена выставка известного живописца сибирского происхождения – алтайца Г.И. Гуркина, ученика И.И. Шишкина, которая проходила 28 апреля – 11 марта 1915 года. Однако эту выставку Якубовский уже не мог видеть, так как в июле - августе 1914 года он был мобилизован на Русско-Германскую войну, зачислен в 627-ю пешую Томскую дружину государственного ополчения.  Его служба проходила в Манчжурии на Китайско-Восточной железной дороге, далеко от поля военных действий.

Этот период жизни Якубовского мы можем отчасти реконструировать благодаря письмам и фрагментам дневника художника за 1914 – 1923 годы, которые были опубликованы при нашем непосредственном участии в журнале «Сибирские огни» в мае 2011 года. Именно из этих писем мы знаем о том, что до Якубовского дошла новость об открывшейся в Томске выставке Г.И. Гуркина, картины которого начинающему художнику были известны: «Ты пишешь, что идешь сейчас на выставку Гуркина. Очень мне интересно услыхать от тебя несколько слов о ней. Если будешь встречаться с Жучкой, то спроси его относительно Гуркина, и тогда можно гораздо лучше его понять. Хотя он и без того не загадочен».

В письмах 1910-х годов из Маньчжурии художник неоднократно упоминает о том, что не оставляет творчество, в свободную минуту обращается к рисованию и живописи («Хожу чуть не каждый день на сопки, рисую…»). Также он пишет о том, что тоскует по живописи маслом: «Скучаю без красок, но, ничего не поделаешь, буду заниматься акварелью». И в другом месте критически оценивает эти свои этюды: «Есть много акварелей, но интересных нет».

Чаще всего встречаются упоминания о пейзажных зарисовках, которые он проводил на пленэре в полях и сопках Маньчжурии. Якубовский с ранних лет пристрастился писать совсем маленькие этюды, буквально «величиной с почтовую открытку, многие этюды подписывал и датировал. На некоторых этюдах проставлено время суток, когда шла работа над ними. Даже ряд рисунков, выполненных в Манчжурии, сопровождены такими хроникальными пометками, например: «Сопки, 3 часа 48 минут» или другой рисунок: «Сопки, 2 часа дня»».

 Краткие записи дневника и писем позволяют составить представление о взглядах и художественном видении мастера, как например, «сегодня на поле рисовал цветы голубого подснежника». Или вот так, чуть более длинно и эмоционально: «Время я провожу великолепно, хожу гулять в сопки чуть ли не каждый день и рисую акварелью. Но к великому моему горю, у меня вышли две краски: ультрамарин и слоновая кость, потому последние дни я хожу гулять без акварели, лишь с карандашом. Здесь ландшафт постепенно изменяется, есть голубые и кремовые подснежники и еще какие-то мелкие желтенькие. А что тут особо красиво — это горные дали».

Однако встречаются и упоминания о портретах: «я рисовал портрет полуротного»; «В субботу я проводил день в кое-каких занятиях. Первое – зарисовал портрет Кошеля…».

В марте 1918 года Якубовский был от службы в армии освобожден, вернулся в Новониколаевск, управляемый на тот момент уже советской властью, но пробыть дома с семьёй ему удалось недолго: через два месяца -14 июня - произошла контрреволюция, пришла власть Колчака, общественный порядок города резко переменился. 20 сентября Якубовский мобилизован в армию Колчака, с которой прибыл в Красноярск. А 6 января 1920 года в Красноярск вошла Красная армия. Якубовский мобилизован в третий раз, теперь уже в Красную армию. С июня 1920-го до января 1923 года он служил в Красной армии, жил в Иркутске.

На его счастье, в Пятой армии, стоявшей в Иркутске, так же как в царской армии, стоявшей в Манчжурии, поощрялись занятия искусством. В армейской художественной студии учились молодые люди, часть которых стала впоследствии известными живописцами Сибири, например, народный художник К.П. Белов. Якубовский в студию не попал, но показательно, что за 1921 год он написал около двухсот этюдов Байкала и Ангары.

Как уже говорилось в первой главе, в Иркутске 1920-1922 годов наблюдалась оживленная художественная жизнь. На базе национализированной коллекции картин В.П. Сукачева создавалась Иркутская картинная галерея. Открыт клуб работников искусств. Устроена весенняя периодическая 1920-го года выставка картин Иркутского общества художников. Первого мая 1921 года на городской площади проведено массовое действо с участием кавалерии, пехоты, артиллерии Пятой армии «Борьба труда и капитала» в постановке Н. Охлопкова. Не случайно Якубовский некоторое время колебался: возвращаться ли ему в Новониколаевск.

Проведённые в Иркутске годы были, несомненно, очень плодотворными для молодого художника. Так, в одном из писем он упоминает, что в 1921 году он сделал около 200 работ. Очевидно, что сама творческая насыщенная впечатлениями городская среда подталкивала его к художественному поиску. Однако не все годы были такими «урожайными». Выбивается из череды иркутских лет 1922 год: «В этом (1922) году я совсем почти не работаю по живописи, так как в марте числа 14-ого-16-ого заболел плевритом и пролежал до мая. А 18-ого мая посадили в тюрьму, где я снова заболел тифом и поднялся лишь 12-ого-14-ого августа. В тюрьме кроме набросков карандашом ничего нельзя было делать, а, в конце концов, и наброски все отобрали с альбомом и акварельными красками заодно. 26-ого сентября я вышел на вольные работы в вышеназванное учреждение и начал мало-помалу помазывать. Но тут надвинулась знаменитая сибирская зима, но я все же в теплые дни бегаю на этюды в окрестностях города, а больше всего на реку Ангара. Всего в этом году сделал 10—15 работ, тогда как в 1921 году — около 200 штук: в Иркутске, на Байкале и за Байкалом».

В продолжении этого письма написаны проникновенные размышления художника о своём искусстве, строки критические и горькие, но говорящие о страстном желании найти свой личный и обязательно индивидуальный путь в искусстве: «Системы и манеры до сих пор себе никакой не создал, и все мои работы вообще не несут на себе следов большой проработанности и индивидуальной манерности. Все еще брожу в темном лесу, ищу тропинку и едва ли найду, ведь найти было бы уже пора. Что из меня выйдет — и сам не знаю. Скорее — ничего. Один знакомый старый московский художник сказал, что «работы очень мощны и, в то же время, бессистемны. А я, видишь ли, по-своему считаю, — что всякая система в живописи есть гибель индивидуальности. Я как вижу, так и пишу, а вы как хотите, так и судите.

В Третьяковке до сих пор не бывал, если побываю, то, может быть, и брошу — если почувствую себя слабым».

23 января 1923 года П.Г. Якубовский возвращается в Новониколаевск, который скоро (в 1926 году) будет переименован в Новосибирск, и с тех пор будет жить в нём постоянно, почти всю оставшуюся жизнь. Он достаточно быстро включается в художественную жизнь города, которая в 1920-е годы переживала свой первый блестящий подъём.

2.2. Творчество П.Г. Якубовского в 1920-е – 1940-е годы

Летом 1921 года в Новониколаевск из Омска переводят Сиббюро ЦК РКП(б), что превращает маленький неказистый городок в значимый губернский центр. В Новониколаевске-Новосибирске создаётся Сибирское государственное издательство, начинает издаваться солидный периодический журнал «Сибирские огни», открывается Краеведческий музей. Город становится новым центром притяжения мастеров, дающим им блестящие возможности и открывающим новые горизонты. И очень скоро Новосибирск станет новым заметным центром развития искусства всего Западно-Сибирского края.

Здесь возникают свои художественные студии, среди которых особенно выделяется студия воспитанника Петербургской Академии Художеств Н.Г. Дорогова, располагавшаяся в центре города, рядом с редакцией газеты «Советская Сибирь», образовавшими что-то вроде городского клуба искусств, куда приходили писатели, артисты, устраивались художественные вечера. Муратов отмечает высокий уровень деятельности этой мастерской: «Попавшие сюда студенты московского художественного учебного заведения были восхищены студией, атмосферой ее существования, и посоветовали Иванову реформировать студию в художественное училище с необходимыми штатом и бюджетом. Иванова командировали в Москву. В Москве идею училища утвердили, снабдили Иванова кистями, красками, гипсами. Но пришло время НЭПа с его финансовой политикой, Сибирский Отдел Народного Образования на свой бюджет училище не взял, других финансово устойчивых покровителей не нашлось, огорченный Иванов ушел из студии».

Сюда переезжают мастера из других регионов, из Томска, Барнаула, Алтайского края, где их творчество становится не таким востребованным, они берутся за преподавание, творческую и выставочную деятельность и просто создают плодотворную художественную среду. Среди крупных имён, связанных с Новониколаевском в 1920-е годы, можно назвать В.Н. Гуляева, П.И. Ивакина, С.Н. Липина, Н.Н. Нагорскую. Среди этих мастеров оказывается и П.Г. Якубовский, который в 1925 году принимает участие в «Выставке картин группы новониколаевских художников», объединившей сочувствовавших идеям АХРР живописцев, лидером которых был А.М. Иванов, выпускник Екатеринбургской художественно-промышленной школы, руководивший с 1919 году художественной студией города. Именно из участников этой выставки впоследствии сформируется Новосибирский филиал Ассоциации художников революционной России (АХРР), в который войдёт и П.Г. Якубовский.

В рецензии на эту выставку, опубликованной в журнале «Советская Сибирь» 25 декабря 1925 года, упоминаются работы П.Г. Якубовского: «Интересен Якубовский. Ряд его пейзажей останавливает на себе внимание. Великолепны его «Девочки на солнце». Эту краткую характеристику дополняют названия этюдов художника середины 1920-х годов: «Речка Инюшка. Купание» (1923), «Апрельский вечер. 1 апреля 1924 года», «Вечер. 6 апреля 1924 года», «Закат. 13 июля 1925 года», «Последний снег. 10 апреля 1926 года». Очевидно, что его интересуют камерные переходные подвижные состояния природы, которые он окрашивает собственными эмоциями и переживаниями. В его работах этого времени отсутствует повествовательная иллюстративная программность и социальная заостренность проблематики. Моменты частной жизни, камерные уголки природы, мирные занятия близких – вот, что привлекает взгляд и внимание мастера.

Здесь надо сказать о том, что АХРР составлял одну из двух главных действующих сил советского искусства 1920-х годов. На противоположном полюсе расположились футуристы, представлявшие «левый», авангардный фронт искусства, связанный с неординарностью и новизной изобразительного языка. Художники АХРР провозглашали стремление к реализму и выбор тем, опиравшийся на социальный и партийный заказ и включавший понятные и близкие широким массам темы революции, советского быта и труда. Их лозунгами были «художественный документализм» и «героический реализм», которые они стремились реализовать в формах большой повествовательной станковой картины, воссоздающей историческое и современное событие. К моменту образования новосибирского филиала АХРР, куда входил Якубовский, Московская АХРР уже провела семь выставок, наглядно проиллюстрировав собственные декларации. Работы московских коллег были новосибирскому живописцу, несомненно, известны, однако в 1920-е годы они не вызвали подражания и попыток выйти на эту новую актуальную и востребованную тематику.

П.Д. Муратов так характеризую подобную позицию Якубовского: «Ему не надо назидательных агитационных жанровых картин, как было надо Н.Г. Котову, принесшему в Новосибирск идеи АХРР <…>  Впрочем, и Котов в 1925 году писал не только картины с политизированными сюжетами: «Доклад об Авиахиме в юрте», «Аэроплан в Чемале», но и портреты алтайских шаманов без тени их осуждения, пейзажи типа «Старые мельницы». Резкого противопоставления творчества Якубовского творчеству Котова, члена президиума Московской АХРР, не было, но было заметное расхождение в мотивах и в интонации их картин. Вся группа сочувствующих идеям АХРР именно так и жила: идеям сочувствовала, находя в них приемлемую программу творчества, а писала и рисовала в соответствии с умениями, полученными в художественных школах и наработанными в долгосрочной практике».

Не вполне понятно, удовлетворяла ли самого Якубовского такая ситуация, тянулся ли он к чему-то большему в искусстве или эти камерные живописные поиски были сознательно выбранным направлением. В одном из писем этого времени (1927 года) художник так характеризует своё творчество этого времени: «Мазать хотя и не бросил еще, но толку мало. Все говорят, что я стал далеко хуже и слабее, чем был раньше. Нет ни репрессии, ни порыва — одна мертвечина. Как видно, в искусстве время роли не играет. За десять лет работы вперед я в силе рисунков не двинулся и техники не приобрел. А все, видимо, потому, что залез не в свои сани — живопись. Маляр маляром и останется, несмотря на все старания». Такой критический взгляд и сомнения, высказанные с долей самоиронии, говорят, по всей видимости, о некотором кризисе в творческом поиске, о желании выйти за понятные и освоенные рамки этюда, найти возможности для нового «прорыва».

Новосибирская АХРР оказалась недолговечной: она просуществовала менее года, не выдержав конкуренции с другой новосибирской организацией «Новая Сибирь» и полностью в ней растворившись. Так уже в крупнейшем событии художественной жизни города – Всесибирской выставке 1927 года – из десяти художников бывшего АХРР приняли участие только четверо. Остальные, в том числе и Якубовский, остались от выставки в стороне. Однако они, несомненно, видели произведения, показанные на выставке, и были в курсе происходивших во время ее работы дискуссий по вопросам искусства, развернувшихся на Первом съезде художников Сибири. Так, коллега Якубовского по АХРРу, А.М. Иванов, выступивший на съезде, в своем докладе «Искусство, художник и революция» заявил о том, что сибирскому искусству не по пути с футуризмом. Хоть Иванов и ввёл свой филиал в состав «Новой Сибири», но продолжал на съезде отстаивать позиции АХРР, считая Ассоциацию единственной организацией, отражающей чаяния пролетариата, а реализм – единственным направлением, понятным массам. Большинство делегатов осудили докладчика: «Тов. Иванов плохо отозвался о футуристах, этим признав себя просто неграмотным, так как трудно отрицать значение футуристов даже в методике начального художественного образования у нас в школах».

К какой из позиций был ближе П.Г. Якубовский мы не знаем точно: не сохранилось его письменных высказываний этого времени. Однако то, что из двух организаций, возникших в Новосибирске одновременно, он выбрал именно АХРР, должно говорить о том, что традиции реалистической живописи, ориентирующейся на наследие передвижников, русских художников конца XIX века, были ему не чужды.

Перейдя после ликвидации Новосибирской АХРР в «Новую Сибирь», мастер сохраняет свою верность реалистической традиции, о чем говорят его произведения, датированные второй половиной 1920-х годов.

При этом Якубовский не остался в стороне от разнообразных экспериментов и творческих поисков художников этого времени, вынужденных зарабатывать на хлеб не станковыми картинами, которые почти не покупались, а разнообразными работами – оформительскими, декоративными, книжными иллюстрациями, попытками возрождения монументального искусства. Так, известно, что в 1923 г. он приходит работать художником в редакциях журналов: «За социалистическое земледелие», «Вестник сельхозкооперации», в газете «Советская Сибирь».

Похоже, что это была общая тенденция времени: чтобы выжить многие художники эпохи сотрудничают с издательствами и журналами, например, в Сибкрайиздате успешно сотрудничала график Н.Н. Нагорская, когда-то учившаяся на графическом факультете ВХУТЕМАСа, работал в газетно-журнальной графике А.Г. Заковряшин, автор графических портретов, шаржей, карикатур, работавший в «Сибирском детском журнале» и в новосибирском журнале «Настоящее» (1928-1930). В «Настоящем» работали и упоминавшиеся выше Ивакин, Липин и другие.

Муратов отмечает, что «помимо естественного интереса художников, способных работать в газете, в журнале, в книге к открывающимся перед ними перспективам, к полиграфии их теснила сузившаяся за месяцы после съезда возможность жить творческим трудом. Стремление СибОНО помочь и поддержать живописцев, графиков, скульпторов из практической сферы плавно перешло в сферу теоретическую. <…> В разных кругах сибирской общественности стало распространяться мнение о том, что станковая живопись, картина, свой век отжила, а стало быть затевать картинную галерею неосмотрительно. Закупать и хранить ненужное глупо и расточительно».

Графическое наследие Якубовского 1925-1930 годов, хранящееся в собрании Новосибирского музея, составляет большую группу произведений, куда входят «многочисленные заставки и концовки, инициалы и иллюстрации, а также эскизы журнальных обложек, исполненные в технике гравюры на цинке. <…> Созданные художником многочисленные композиции, посвященные различным темам из современного ему крестьянского быта, почти не содержат декоративных элементов, присущих стилистике журнальной графики. Они отличаются повествовательностью, остротой шаржевых характеристик, многообразием выразительных деталей. В этих листах малых форм нередко встречаются многофигурные сцены, где художник то с живым, увлекающим зрителя мастерством передает сюжетные подробности и облик своих персонажей, то добивается подлинной монументальности в обобщенных силуэтных изображениях. Особое место среди иллюстраций Якубовского принадлежит пейзажам. В этих тонких миниатюрах со стогами в поле, с обозами на степной дороге или с птицами в зарослях прибрежных трав отчетливо проявляется лирическая сторона дарования художника».

Другим увлечением П.Г. Якубовского, которое помогло ему продержаться на плаву в эти непростые годы, была Новосибирская Госстройконтора, где он с 1927 года работал чертежником и конструктором. А также параллельно в 1928 – 1934 годах подрабатывал художником и архитектором в ряде проектных организаций.

Муратов считает, что обращение живописца и графика Якубовского к архитектуре связано с его дружбой с семьёй Русиновых, с которой он сблизился, вероятно, через Т.А. Русинову, исполнявшую обязанности секретаря новосибирской АХРР. Художники этой группы часто собирались на квартире этой семьи, Якубовский дарил им свои пейзажные этюды. Сам А.И. Русинов, окончивший Омский художественно-промышленный техникум, исполнял обязанности архитектора Сибгорстроя, участвовал в ряде крупных новосибирских строек 1920-х годов – проектировал Дом Ленина, участвовал в возведении Дворца Труда (Водного института), оформлении интерьеров железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный. Вероятно, именно через дружбу с ним Якубовский увлёкся архитектурой и стал работать в этой области, явно испытывавшей потребность в новых активных творцах.

«П.Г.Якубовский создал в нашем городе ряд проектов. Главенствующий тогда в архитектуре стиль, так называемого, конструктивизма, не удовлетворял высоко художественные чувства Якубовского. И, благодаря этому, он один из первых коллектива архитекторов города Новосибирска становится на путь создания образа нового здания, отражающего суть социалистической действительности, стиля эпохи, стиля социалистического реализма. В архитектурной общественности города Павел Геронтьевич Якубовский останется как высоко квалифицированный работник и мастер своего дела», - писал об архитектурной деятельности Якубовского архитектор В.Л. Букин.

Работая в нескольких проектных организациях Новосибирска, Якубовский «готовил разработки для строительства моста через реку Томь в Кемерове, зданий Дома Советов в Иркутске и клуба в Горно-Алтайске, являющихся характерными памятниками конструктивистского стиля». Кроме того, исследователи упоминают, что по его проектам были построены в Новосибирске здание КОГИЗа и привокзальная гостиница.

Также известно, что в 1933 году Якубовский принимал участие в конкурсе на реконструкцию и оформление Театра оперы и балета (ДКиН) в Новосибирске, где его проект был представлен в ряду проектов других сибирских архитекторов из Томска и Новосибирска – В.М. Тейтеля, И.А. Бурлакова, С.И. Парыгина и др. Это было время решительных перемен в строительстве Страны Советов, конструктивизм быстро сходит со сцены, его геометрические прямые линии уступают место неоклассицизму, «сталинскому ампиру», с его парадной торжественностью форм, антикизированной строгостью и монументальностью колонных портиков. Проект Якубовского соответствует этим новым требованиям своим масштабом, крупностью своих лаконичных форм, использованием мотивов классического зодчества.

Однако бригада Сибирского строительного института, которая оценивала проекты второго тура конкурса, пришла к выводам, что «большинство авторов, встав на путь коренного изменения объемных масс здания (Бурлаков, Парыгин, группа Воронова и Якубовский), уклонилось от реальных условий строительства ДКиН, а главным образом, под влиянием некритического отношения к архитектуре Дворца Советов не раскрыли содержания театра. Единственный проект группы Гордеева, вставшей на реальный путь внимательного учета существующих конструкций и объемов театра, без коренных изменений и переделок, в общем удовлетворительно дает архитектурно-художественное решение ДКиН. Бригада считает возможным с рядом переработок принять за основу проект группы архитектора Гордеева».

Таким образом, архитектурный проект Якубовского был отклонён, но позже он был привлечён к живописным работам в интерьере театра, которые проходили в 1938 году. Исследователи сообщают, что над декорацией зрительного зала театра «работала бригада Новосибирского кооперативного товарищества «Художник ССХ» в составе А. А. Бертика, А. Н. Фокина, А. Иванова, И. И. Янина. Они расписывали потолок и фризы зала. Им помогали художники П. Якубовский, О. Шереметинская, П. Ивакин, В. Огородников, М. Кременский. Плафон зрительного зала, по разработанным эскизам А. А. Бертика, выполняли А. А. Бертик, И. И. Янин, А. Н. Фокин. В классицистическом орнаменте плафона было 10 медальонов с изображением атрибутов всех видов искусств: музыки, живописи, театра». П.Д. Муратов пишет о том, что два из этих медальонов на сюжеты струнной музыки были написаны Якубовским.

Вообще, 1930-е годы стали совершенно новым этапом творческой биографии П.Г. Якубовского, да и всего советского государства. Как мы подробно говорили в первой главе, в это время происходит унификация творческих союзов и на смену художественной полифонии предшествующего десятилетия приходит единение всех сил в одном сообществе: «Новая Сибирь», в которой состоял Якубовский в конце 1920-х годов, была ликвидирована и вместо неё был образован Западно-Сибирский Союз советских художников и Новосибирский филиал Всероссийского кооперативного товарищества «Художник». «Художник» был организацией коммерческой и идеологической, привлекал художников, графиков, скульпторов к выполнению разного рода художественных работ, давая им возможность жить своим творчеством, хоть и строго регламентированным. «Кооператив «Художник» в Новосибирске оформился в 1931 году, Якубовский пришел в него в 1935-м, оставив должность архитектора Запсибпроекта. Перешел и получил постоянное место работы до конца своих дней».

Тематический репертуар работ П.Г. Якубовского 1930-х годов существенно расширяется. Он по-прежнему создаёт камерные этюды – пленэрные пейзажные виды, портретные зарисовки. Овеянные глубоким авторским чувством, поэтикой частного камерного мотива, свободной живописностью они мало меняются по сравнению с его работами предыдущего десятилетия. Однако рядом с ними появляются и большие – до двух метров - парадные полотна на актуальные политические, революционные, индустриальные темы. И здесь пристрастие Якубовского к этюду, родственное исканиям русской школы конца XIX столетия, сохранится: он будет писать их уже, собирая материал для больших сюжетно-тематических картин, фиксируя ситуации и останавливая, героизируя моменты.

Конечно, как и для большинства художников того времени, такие картины были преимущественно заказными, они делались для юбилейных и отчётных выставок, по государственным заказам и для Союза художников, в который Якубовский вошёл в 1938 году, оставаясь членом товарищества «Художник», по всей видимости, для упрочения статуса и своего положения.

Большие сюжетные работы Якубовского можно разделить на три основных тематических блока. Первую группу можно назвать индустриальной: он посвящён Кузнецкому металлургическому комбинату (КМК), расположенному недалеко от Новосибирска и ставшему одним из символов советской индустриализации и промышленного успеха социалистического строя. Крупнейший металлургический комбинат в Кузнецке был построен за рекордные тысячу дней в 1929 – 1931 годах, а в 1930-е годы там развернулись промышленные стройки, в которых приняли участие рабочие всей страны. Размах деятельности этой промышленной площадки и фантастические темпы строительства привлекли на Кузбасс и художников. Известно, например, что многие новосибирские художники выезжали на летние пленэры и натурные работы на металлургические заводы, наблюдая и изображая производственные процессы («разлив кипящего металла по изложницам, прокат раскаленных добела металлических заготовок, выдачу кокса, от которого пышет пламя, как от вулкана», труд рабочих, жизнь промышленного города. Якубовский также выезжал на подобные этюды для сбора материалов производственной тематики, а собранные натурные наработки потом использовались им для создания больших тематических картин. Особенной популярностью кузбасские сюжеты пользовались во второй половине 1930-х годов, когда в Москве шла подготовка выставки «Индустрия социализма», которая откроется в 1939 году и будет включать большое количество произведений, посвященных промышленному развитию Кузбасса.

Муратов отмечает, что, когда Якубовский в 1940 году проходил перерегистрацию членов Союза художников, то в протоколе перерегистрации он вписал названия пяти произведений, которые считал наиболее значимыми своими творениями. Все они к тому моменту были куплены Кузнецким металлургическим комбинатом для создававшегося при нем музея и четыре из них были посвящены производственным процессам КМК. Через месяц после перерегистрации в Новосибирске открылась Пятая областная художественная выставка. Две из тех картин, какие упомянуты в протоколе перерегистрации, перешли на выставку. Вместо оставшихся на КМК в каталоге выставки обозначены три новые: «Сталин и Свердлов в Туруханской ссылке. (Курейка)», «Орджоникидзе среди металлургов КМК» и «Доменный цех старого Гурьевского завода». Также в каталоге выставки упоминается полотно «Выдача кокса на Кузнецком металлургическом заводе имени Сталина».

Работы «кузбасского цикла» показывают масштабные панорамы производственных цехов, станки и батареи, вздымающиеся к небесам заводские трубы и громады мартеновских печей. При этом Якубовский почти не затрагивает тему тяжёлого труда рабочих. Они присутствуют на всех его полотнах, но их фигуры не индивидуализированы, предельно обобщены, они как громадные великаны управляют всем действом. Художника здесь скорее интересует стихия огня, дыма и пара, подчинённая титанической воле человека, не случайно пламя и дым показаны на всех произведениях этой группы. Особенно этот акцент заметен в этюдах Якубовского, хранящихся в Новосибирском государственном краеведческом музее: «Прокатный цех» (1930-е годы), «В цехах КМК» (1930-е годы), «Коксовые батареи. КМК» (1938 год), «В цехах КМК» (1935-1944 годы), «КМК. В цехе разливки стали» (1930-е годы) и др. Они невелики по размеру, как и все рабочие эскизы мастера, выполнены маслом на картоне. Свободная живописная манера художника, его открытая быстрая кисть, почти стихийно накидывающая на поверхность краску, способствуют передачи этого настроения, чувства стихийности и мощи.

Один из эскизов изображает посещение С. Орджоникидзе мартеновского цеха КМК (1937 год) и является одним из подготовительных вариантов, созданных Якубовским для нескольких больших картин на этот сюжет. Первый раз к этой теме художник обратился еще в середине 1930-х годов, когда подготовил полотно «Товарищи Орджоникидзе и Эйхе наблюдают выдачу плавки стали (мартеновский цех Кузнецкого металлургического комбината, 1933 год)», показанное на Первой областной выставке зимой 1937 - 1938 годов.

После смерти С. Орджоникидзе в 1937 году Якубовский получил задание увековечить память о государственном деятеле и при помощи архива репортажных фотографий запечатлел в нескольких картинах присутствие наркома тяжелой промышленности на КМК. Один из вариантов «С. Орджоникидзе в доменном цехе» хранится в Научно-техническом музее имени И.П. Бардина в Новокузнецке. Пламенеющий колорит, жар драматических цветов, динамика экспрессивных мазков создают образ, напоминающий об огненных недрах Земли. Спокойно стоящие фигуры рабочих и их гостя, контрастирующие с окружающим их буйством стихии, прописаны совершенно в другой манере – прозаичнее, суше, монохромнее, несмотря на отблески огня на их одеждах.

П.Д. Муратов очень точно замечает, что Якубовский превращает повседневную работу металлургических комбинатов в «романтические события индустриализации». Эта романтизация, иногда и почти мифологизация становятся узнаваемой чертой его картин, а экспрессивность и контрастная насыщенность колорита напоминают о ярких природных эффектах, которые он любил фиксировать в своих пейзажных эскизах – восходы, закаты, эффекты солнца и луны.

            Вторую группу больших сюжетно-тематических картин можно назвать политической или историко-революционной. Она представлена рядом полотен, изображающих политических лидеров Страны Советов и их тематика кажется очень характерной для эпохи. Помимо сюжетов с участием Орджоникидзе, здесь можно вспомнить и большие полотна «Ленин и Крупская в ссылке в Шушенском», «Сталин и Свердлов в Туруханской ссылке (Курейка)», и этюды «Побег Сталина из нарымской ссылки», «Выступление Орджоникидзе на партактиве г. Сталинска в 1933 году» (1937-1938 годы), «Нелегальная партконференция в Новониколаевске в 1918 г. с участием Рабиновича» (1930-е годы) и др.

Живопись такой тематики, чрезвычайно востребованная и распространенная в 1930-е годы, несомненно, отличается намеренно пропагандистским характером: она не отображает конкретную реальность, а заново конструирует её, становится визуальной репрезентацией власти, её формулой. Для парадной репрезентации такого рода естественно было разработать свой иконографический канон, который сформирован не только в живописи, но и в скульптуре, фотографии, кинематографе.

В живописи «сталиниады» получила распространение тема жизненного пути вождя, детства и юности начинающего революционера, первых выступлений и демонстраций, ссылки и жизнь в их стеснённых условиях, преемственность с Лениным и т.д. Однако «вожди народов» на полотнах Якубовского отличаются от принятого в советском искусстве этого времени канона, они намеренно не героизированы, чаще всего показаны в повседневной домашней обстановке, их образы обобщены и написаны широко, размашисто.

Третья группа – военная - образуется уже более поздними произведениями Якубовского, созданными после начала Великой Отечественной войны. Оставляя в стороне революционные и политические проблемы, художник пишет теперь «Артиллерийский поединок советской подводной лодки» на основе этюдов, сделанных ещё в Очакове во время Первой Мировой войны, «Минометный расчет - на огневые позиции», «Фронтовая плавка стали». Большие тематические полотна дополняются рядом этюдов, с ними связанных и представляющих разработку военной темы в нескольких различных направлениях. Это и тема партизанской войны («Партизаны. 20.04.1944» (НГКМ)), и тема работников тыла («Золото – стране» (1944, Музей П.Г. Якубовского, Новосибирск).

Именно с работами на эту военную тематику Якубовский экспонировался на выставке «Художники Сибири в дни Великой Отечественной войны», открывшейся в августе 1942 года. В этой серии художник соединяет суровые героические образы войны с любимыми им пейзажными мотивами, усиливая эмоциональное звучание образов.

Сюжетно-тематическая картина для советского искусства 1930-х годов, несомненно, самый поддерживаемый и государственно ангажированный жанр. Однако творчество П.Г. Якубовского в эти годы составляют не только подобные масштабные повествовательные исторические и бытовые картины, но и многочисленные портретные и пейзажные этюды, которые он пишет преимущественно для себя, лишь изредка показывая некоторые из них на выставках. Участие в больших выставочных проектах и работа по заказам давала ему возможность заниматься и своим собственным творчеством, решая интересовавшие его задачи.

Пейзажные этюды составляют очень значительный пласт наследия художника. В 1930-е годы Якубовский по-прежнему любит ходить на пленэры, как когда ещё в Манчжурии, работать на природе, фиксируя разные состояния природного мира и своего собственного внутреннего космоса. Среди этих этюдов есть совсем небольшие, буквально 10 х 15 см, есть и более крупные, до 30-40 см в длину.

Пейзажные работы Якубовского редко достигают картинной законченности, чаще всего в них ощутима легкая подвижная поэтика эскизности, которая помогает создать впечатление остановленного момента. Художник редко пишет ясные летние дни, чаще на его картонах мы увидим зимние вечера с серебристым светящимся на закате снегом («Зимний вечер. 15.03.1933») или цветную солнечную осень («Осенний лесок» (1920-1930-е гг., НГКМ); «Осенний лес» (1930-е годы, НГКМ)).

Пейзажи Якубовского редко изображают просторные ландшафты и широко распахнутые панорамы, среди небольшого количества исключений можно вспомнить, например, «Таштагол. 6-7 июля 1940 года. Стройка рудника» (1940, НГКМ), где голубые склоны гор уходят к горизонту и уютно окружают освоенную человеком долину. Чаще же он изображает небольшие уголки природы, например, фрагмент своего двора или сада, околицу дома или улицы и небольшие деревянные дома Новосибирска, из которых город тогда преимущественно состоял. Окруженные деревьями и живописными заборами, эти дома выглядят тёплыми очагами, иногда раскрывающими навстречу прохожими жёлтые огоньки окон.

К природе Якубовский относится с романтическим вдохновением, будучи чувствительным к поэтическим и переходным состояниям природы, что давало ему возможность проявить своё замечательное колористическое мастерство, наполняя пейзажные виды насыщенными цветовыми разрядами («Зимний закат», «Осенний закат» (оба - 1920-1930-е годы, НГКМ), «Закат в грозу» (начало 1940-х годов) и др.). В этом романтическом мировидении Якубовский оказывается близок к живописцам русской школы конца XIX – начала XX века, также, как и по выразительности своей подвижной, почти импрессионистической кисти.

Определение «сибирский импрессионист» уже основательно прикрепилось к Якубовскому, однако здесь стоит оговориться о том, что намеренные технические импрессионистические эксперименты не были свойственны мастеру. Импрессионистичность для него – не цель и не идеология, не сформированный стиль, воплощенный в формулах французской живописи. Импрессионистичность для Якубовского – это скорее определенный способ мироощущения и художественного видения, это сосредоточенность глаза на цвете и свете и тех многообразных возможностях, которые дают различные способы их взаимодействия.

Эта любовь к этюдам и обильное их написание Якубовским отразились в последней выставке работ художника, которая проходила в январе 1945 года в Доме Ленина в Новосибирске и впервые, как отмечает П.Д. Муратов, она была названа «Выставка этюдов». На ней не были представлены большие тематические работы мастера, только многочисленные этюда, эскизы, зарисовки, преимущественно пейзажи и портреты. Они создавали совсем иной образ художника – не парадный и официальный, а камерный, живой, светлый, увлечённый темами дома, семьи, родины.

Подводя итоги рассмотрению творческого пути П.Г. Якубовского, отметим, что его творческая биография тесно связана с периодами жизни молодого советского государства в 1920-1940-е годы.

Творчество мастера в эти годы можно разделить на два пласта.

Первый – официальный, представленный сюжетно-тематическими работами 1930 – начала 1940-х годов, которые в принципе вписываются в принятую в период первых пятилеток официальную линию советской живописи, с характерным набором актуальных тем и обязательных образов.

Второй же пласт, более многочисленный, составляют этюды Якубовского, которые он пишет на протяжении всей своей жизни, пишет для себя, крайне редко выставляя этот разнообразный материал. Эти этюды представлены и рабочим подготовительным материалом, который художник собирал для своих больших полотен. Но большая их часть кажется совершенно самодостаточными произведениями, которые выполняли не утилитарную функцию подготовительных эскизов, а были весомым самоценным результатом творческой деятельности мастера.

В этом контексте можно вспомнить, что формирование Якубовского как художника связано с ещё дореволюционными годами начала ХХ века, когда в русской живописи «этюдность» была одним из важнейших специально культивируемых качеств. Ещё пейзажисты последней трети XIX века, связанные с Московским училищем живописи, ваяния и зодчества, где преподавали В.Д. Поленов и А.К. Саврасов, тяготели не к созданию больших законченных картинных вещей, а доказывали значимость этюда не как промежуточного, а как финального результата работы художника. Эта тенденция к этюдности прослеживается в творчестве многих пейзажистов конца XIX века, соединяясь с импрессионистическими влияниями французской школы.

Якубовский, никогда не выезжавший в центральную Россию и всю жизнь проживший в Сибири, не учившийся в профессиональных школах и обучавшийся преимущественно у заезжих художников, удивительным образом почувствовал и продолжил эту линию. Отсюда неожиданные референсы, вдруг чудящиеся в его работах, отсылающие то к пейзажным работам К. Коровина и В. Серова, то к ученикам А.И. Куинджи. В то же самое время можно с уверенностью утверждать, что стиль работ Якубовского не был заимствованным или надуманным. По всей видимости, он сформировался уже в очень ранний период и как живой целостный феномен сохранялся на протяжении всего творческого пути мастера.

БИБЛИОГРАФИЯ

Источники

Список литературы

Голикова С.П. Первый художник Новосибирска // Сибирские огни. №4. Апрель 2016.

Левина Ж.Е. Художественная интеллигенция Западной Сибири в системе советской культуры (конец 20-х - 30-е года XX века): монография. Омск, 2004.

Леняшин В.А. Портретная живопись В.А.Серова 1900-х годов. Основные проблемы. Л., 1989.

Очерки по истории русского портрета конца XIX начала XX вв. / Под ред. Н.Г. Машковцева, Н.И. Соколовой. М., 1964.

Прокопьев М.В. Художник и политика: судьбы, политические позиции и эстетические взгляды сибирских художников первой трети ХХ века (С. И. Голубин и П. Г. Якубовский) // Вестник КазГУКИ. 2017. №3. С. 98 URL: https://cyberleninka.ru/article/n/hudozhnik-i-politika-sudby-politicheskie-pozitsii-i-esteticheskie-vzglyady-sibirskih-hudozhnikov-pervoy-treti-hh-veka-s-i-golubin-i-p-g  (дата обращения: 26.01.2024).

Руцинская И.И. Выставки к юбилеям Сталина: особенности построения биографического нарратива // Культура и искусство. 2020. №1. С.1-7. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/vystavki-k-yubileyam-stalina-osobennosti-postroeniya-biograficheskogo-narrativa  (дата обращения: 26.01.2024).

Чайковская В.И. «Светлый путь». Советская живопись 1920-1950 годов. М., 2004.

Якимович А.К. Полеты над бездной. Искусство, культура, картина мира 1930 — 1990. М., 2009.